Надо расшифровать запись интервью.
Рок-н-ролльный уик-энд¶
И ещё спросить у Ника про его взаимоотношения с ЕСМ.
Ё.: Первый вопрос связан с этим концертом. Позавчера “Трите души” выступали в мажорном клубе “Лондон”…
Н.: Нет, я так не считаю. Это нормальный клуб. Давай так: позавчера “Трите души” и Ник Рок-н-ролл, то есть я, выступали в нормальном центре. Потому что мы знаем этот центр, это был “Осьминог”, звук там был – был! – ужасный. И то, что я увидел – я опешил, потому что чувствуется, что те люди, которые там сейчас работают, – я говорю об Олеге Цируке, о рок-центре “Берлога”, – действительно с любовью относятся к музыкантам. Все очень изменилось, и я хочу на это обратить внимание. Там было сделано все, для музыкантов это очень важно. “Мажор” – отлично. Но не минорный клуб, вот что самое главное. Действительно мажорный, в смысле, не минорный клуб
Ё.: Ну да, где все сделано для музыкантов, где все есть, где все хорошо. И вот сегодня ты выступал: комбик подыхает, микрофон вырубается…
Н. Это еще не все, если говорить о знаках. На самом деле, вообще как все было. Дело в том, что вчера в “Фаворите” торговом центре, в “Иллюзионе” была премьера фильма Юлии Галочкиной и Юлии Панасенко “Погружение”. Это фильм о людях, о рок-н-ролле. И очень жаль, что многие не пришли посмотреть на этот фильм. Почему? Потому что это – Госкино, а у Госкино свои, к сожалению или к счастью, законы. То есть когда этот фильм увидят в прокате, я не знаю, но по крайней мере те, кто на него пришел, я думаю… Ну, я, по крайней мере – это мой дебют, я впервые снялся в кино, с этого все началось. То есть я позвонил Вадиму Швецу, он сейчас директор Тюменского Дома кино – его по каким-то причинам вчера не было на премьер-показе, на презентации эксклюзивной. Не знаю, почему. Это бывает. Была зато Людмила Лосева, она замдиректора Дворца культуры “Строитель”. И вот с этого кино все началось. А вот далее начинается полная мистика. Мы, собственно говоря, к этому фильму все и привязали. Так все сложилось, что все отлично было, что сначала Трой пригласил двадцать четвертого играть, тут выясняется, что двадцать третьего мая сьемочная группа может приехать и показать фильм, а двадцать второго мая Олег Цирук, выясняется, может сделать концерт. То есть все так, уик-энд такой получился. И вот тут начинается. И вот тут начинается полное веселье. По каким-то странным абсолютно причинам, абсолютно странным причинам – когда ребята жили у Троя, погас свет. Ребята опаздывали на саунд-чеки, такого вообще не было. Я не говорю о том, что странным образом не пришел Вадим Швец, потому что Швец обычно приходит, и на концерте-то он был. То ли он чего-то, может быть, испугался, то ли что, потому что он был на концерте, а в день премьеры его не было. Может, он испугался фильма. Я не знаю. впрочем. И вот сегодня кто-то нас не пускал. Вы видели сами. Что-то там ломалось: микрофон… То есть кто-то возвращал меня лично, заставлял вернуться меня в те неуматы – вот посредством подобных вещей, – которые сопровождали меня, мою жизнь, когда я был еще слепым, маленьким, несуразным и необразованным человеком. И вот потом там, скорее всего, идентификация произошла все-таки, и все получилось именно здесь. Сегодня – вот сегодня, наконец, все было нормально. Потому что была примочка. Это очень важный, на самом деле, момент, потому что в “Лондоне” не прозвучала “Рыцарь воды”, то, что вы сегодня слышали, по крайней мере. Потому что без примочки эта вещь не могла просто прозвучать. Вы ее сегодня слышали: “Рыцарь воды и дева без памяти…”. То есть здесь вот такие вот вещи.
Ё.: Вот для тебя как для артиста, как для музыканта…
Н.: Я не считаю себя артистом. Актером, скорее всего. Человеком вообще.
Ё.: Как для актера, как для Ника Рок-н-ролла…
Н.: Как для человека, у которого есть сценический образ “Ник Рок-н-ролл”.
Ё.: Да. …есть разница между выступлением в клубе “Лондон”, где все хорошо, и здесь, где все абсолютно DIYное?
Н.: Никакой разницы абсолютно я не вижу, потому что и там и там был кайф, просто кайфы были разные. Вот это очень важно. Потому что там был тот кайф, свой кайф, здесь – офигенно свой кайф. Это уже выбирать не мне, это зрителю решать, я себя чувствовал комфортно вообще, на протяжении всех дней, сколько я нахожусь здесь. Мне было кайфово, но кайфы были разные. Это естественно. Потому что тот кайф в формате клуба, понятно, да, что это не open-air, а этот – кайф в формате open-air. Смотрите – на улице солнце. Смотрите – тепло, робя! Нормально? Нормально! Мы когда приехали, когда я приехал из Москвы неделю примерно назад в Свердловск, было очень холодно, и все по нарастающей. Мы поехали – уже было не холодно, и так теплее, теплее, теплее, теплее…. Премьера состоялась, хотя были опять же свои какие-то моменты. Все отлично.
Ё.: По поводу фильма – вчера на премьере не прозвучал это вопрос, а жаль, – ты что хотел от этого фильма, в чем ты видишь его смысл для себя?
Н.: Я хочу до сих пор то, что я хотел. Ведь в фильме – я не нашел ту группу, как вы поняли по финалу. То есть я “погрузился”, но я ее не нашел. Были показаны люди, там все по-честному, это действительно было снято честно, я за это ручаюсь. И это, конечно, нечто, как эти девчонки все это сделали, я о двух Юлях. Им надо памятник ставить, лично от меня. Вы видели, такие маленькие, такие молодые.
Неизменно возникнет вопрос просто вопрос, – наверное, это некорректно, то, что я скажу, но вопросы все равно будут, – типа сколько Нику заплатили за то, чтобы он этом фильме был? Типа я могу сказать. Один съемочный день… ведь люди-то не дураки, XXI век, понятно, что съемочный день что-то стоит. Так вот, девчонки меня вот кормили и тысячу рублей в день платили. Это все понятно, это все выделено было. Съемочных дней было не так много. В самом начале был разговор и я свою позицию Юлии Панасенко, режиссеру фильма, осветил. Рассказал, как я думаю, как я все вижу; я сказал, – первое, что я сказал: я принимаю участие только в тех мероприятиях, где все честно, без подколов, где все по-настоящему. Она сказала: все по-настоящему, – я поверил, и я там был.
Ё.: То есть для тебя это часть твоих поисков?
Н.: Да. конечно. Ну и для меня это было… Ребята, представляете, в первый раз в жизни я смотрел на себя в кинотеатре. Первый раз в жизни. Мне сорок восемь, вы понимаете, да что это такое.
Ё.:. Группы для съемок выбирал режиссер?
Н.: Да. Это вообще-то авторское кино. Это авторское, понимаете, это формат авторского кино, это она выбирала группы, это право ее как режиссера. Но я всех этих людей знаю, кроме “Босх с тобой”, но мы познакомились. Светлая память Дмитрию, лидеру групы, потому что, как вы знаете, – я говорил вчера на показе, – он умер очень недавно, фильм он не увидел. А всех остальных я знаю. “Дети Picasso” здесь были три раза, по-моему, “Сальвадор” – я с ними просто сдружился, когда был председателем такого корпуса “The global battle the bands”, но это другая уже история. Они были в Англии, они заняли пятое место. Эти парни сами из Владимира, не из Москвы. “Дети Picasso” – они москвичи, но они сейчас в Венгрии. потому что там здорово. Там Шандор, он им помог, им там нравится. Ну, Никон – с ним все ясно, он у меня на дне рождения играл. У меня ж дни рождения проходят всякие. Никон – он такой…
Ё.: По поводу Никонова – многие очень замечают, что вы с ним чем-то похожи.
Н.: Давайте так… Мне вспоминается такой анекдот: “- Ты похож на Джона Леннона! – Да, только он не похож на меня.” Никон, наверное, – ну, говорят, я тоже что-то видел, – наверное, похож на меня, только я на него не похож.
Ё.: Ну, в принципе, логично.. учитывая возраст. :)
Еще вот такой чисто практический тюменский, ну и не только тюменский вопрос. У нас тут была нехилая движуха по поводу того, что у нас комендантский час для подростков вводят. Что ты можешь сказать по этому поводу?
Н.: Нет, ну… Я знаю, что в клубы, например, до семнадцати лет не пускают на концерт. Это в Москве.
Е. Ну, тут-то речь идет про улицы.
Н. Ну, ребят, я считаю, что это провокация чья-то идиотская очередная. Это не моя епархия, но это идиотизм. Что, убивают на улицах, да? Я серьезно, я задаю вопрос. Нет, реально – отстрел подростков? Тут войны есть какие-то неформальные?
Ё.: Нет, так же, как и везде. 97-й год кончился давно.
Н.: Ну значит какой-то идиот чего-то наелся. Может, циклодола там, или паркопан, есть такие ужасные таблетки. Что-то ему пригрезилось. Может, у него детство тяжелое было. Такие решения принимают люди, у которых что-то там с головой не в порядке. Это уже простите меня, епархия психиатрических больниц. Я не врач-психиатр, я не знаю, но там Сербского есть институт, Кащенко. Тут вот один деятель, юрист! задал на 72.ру вопрос, предложил у Гребенщикова отнять орден за какие-то там заслуги. А знаете, за что отнять орден? За то, что в его песнях есть пропаганда наркотиков. Ну я все сказал по этому поводу: человек больной явно. Юрист, понятно. Что-то там сбрендил. Ну, все же люди. И вот тот, кто ввел этот час, он заболел, наверное, надо лечиться. Лечиться надо, вовремя обращаться к психиатру, вот все, что я могу сказать.
Ё.: И вот еще – я помню, как мы ездили к тебе в Е-бург, когда ты там жил, тогда писали “Половину тринадцатого”. Ее таки записали?
Н.: Конечно, диск есть. Только здесь его нет.
Ё.: С тех пор еще что-то было?
Н.: У “Трите души” сейчас на подходе альбом “Дальтоник” – это мы записали живую сессию на студии. Очень классный альбом, он скоро выйдет. По форме это “The Best”, но он живьем. Это первый наш опыт записаться живьем. Но дело в том, что есть еще “The Vivisectors”, с которыми я играю, есть альбом, “Ненаправленная злость” называется.
Ё.: А “The Vivisectors” – это side-проект?
Н.: Нет, это группа. Группа, которая играет серф-музыку. Так получилось, что мы встретились, породнились. То, что делают “The Vivisectors” со мной – это прото-панк.
Ё: А что там с “Дальтоником”, на какой стадии его выход?
Н: Он сведён. Это был Майкл, Миша, вернее, Большой, Вивисектор, то есть гитарист группы “The Vivisectors”, вот он сводил этот альбом, который выйдет, который издаст Митя Волынский.
Ё.: Где его можно будет найти?
Н.: Я уж что-то придумаю, наверное. Там дистрибуция покруче, чем у Ковриги будет.
обращение:
Вам, община. Большой Герман, Торо, Ваня и Аня, Чаба, община! Скучаю. Вивисекторсы. Все нормально, все хорошо. “Трите души” любят вас. Они так говорят, я им все-таки верю.
